Томас не любит Нью-Йорк, и дело не в том, что он напоминал муравейник, Лондон этим мало чем отличается от Большого Яблока, а в том, что именно в этом городе находилась главная причина беспокойства. С каждым днём всё тяжелее засыпать, не прокручивая в сознании картину, в которой Эстер оказывается в объятьях бывшего мужа. Томасу хочется думать, что он бывший или станет таковым когда-нибудь, но проходит день за днём, и музыканту кажется, что это его записали в бывшие. - Она не вернётся, - думает, он и, кажется, готов отпустить, а через минуту набирает номер, чтобы хотя бы услышать её голос. Он давно смирился с тем, что зависим от неё. Она как наркотик, без которого начиналась ломка, и нет никаких сил терпеть её. Не существует заменителя или лекарства, и остаётся только выдержать этот Ад и найти в себе силы не сломаться окончательно. 
Томас ненавидит Нью-Йорк, потому что он удерживает самое дорогое для него. Томас готов объявить войну городу, целому миру, чтобы вернуть Эстер, но хочет ли она, чтобы её вернули.
Томас может точно сказать, сколько шагов от одной стены до другой, от двери до окна, от окна до кровати. Знает, сколько минут нужно мучить себя разрывающими сердце предположениями, чтобы сойти с ума. Он не знает одного – когда нужно остановиться. Это никогда не получалось сознательно, и в этот раз Грей открывает глаза поздней ночью, невидящим взором уставившись в серый потолок. Он не помнит, как покинул студию, отправившись не в особняк, а в свою старую квартиру. Здесь нет этого огромного давящего пространства, почти нет вещей, напоминающих о любимой, здесь он снова ощущает себя прежним, каким был до встречи с ней, и от этого только хуже. Он не хочет прежней жизни, он не готов к жизни без блондинки, однажды укравшей его сердце тёплым летним вечером. И, пожалуй, самое важное, он не готов её потерять.
Томас подрывается с кровати, набирая номер аэропорта на ходу и заказывая билет до Нью-Йорка, бросая первые попавшиеся вещи под руку в сумку. Это стоило сделать давно, а ему понадобилось полгода на то, чтобы перестать ждать и хоть что-то предпринять самому. Снова плыл по течению, ожидая неизвестно чего и пытаясь загружать себя работой. Она сказала, что вернётся, и он ждал, иногда неосознанно сравнивая себя с Хатико, и от этого сравнения было и смешно и грустно, помня о том, что пёс так и не дождался своего хозяина.
Нью-Йорк никогда не был в списке любимых городов. Слишком много людей и суеты, высокие здания, давящие своими размерами, и нет ничего духовного. Всё кажется тоскливым и серым, не откуда черпать вдохновение, и только лишь желание вновь вернуться в аэропорт, сесть в самолёт и вновь оказаться дома. Вот только к чему возвращаться? Дома его тянуло в Нью-Йорк, из Нью-Йорка тянет домой, но он знает, что уже не повернёт назад, пока не встретится с Эстер.
Он не сообщил ей о своём приезде, не давая возможности остановить его. Она бы отговорила от поездки, как и всегда, когда он хотел составить ей компанию. Приводила убедительные доводы, и он с ними соглашался. Она собиралась оставить его на некоторое время, и в такие моменты он просто избегал конфликта. А, может, стоило хоть раз настоять и убедиться, что с мужем их не связывает ничего, кроме работы, дочери и общей крыши над головой. Только от последнего хочется рычать, кусая локти, не считая остального. Слишком много, чтобы можно было закрыть глаза.
Ревность – опасный зверь. Сначала маленький и невинный, не несущий угрозы, а затем питаясь все новыми поводами разрастается до невообразимых размеров. Томас и не заметил, как его зверь вырос, ведя в логово врага.
Томас не задерживается надолго в гостинице. Всего через час он вызывает такси, не обращая внимания на усталость после долгого перелёта, а ещё через некоторое время машина останавливается около особняка. Грей выходит из машины на противоположной от особняка стороне улицы, и не спешит к дому. Он знает, что, оказавшись внутри может столкнуться не только с Эстер, но и с членами её семьи, в особенности с её мужем. Томас не боится его, он боится того, что предположения окажутся верными.
Он сжимает в кармане телефон, думая о том, чтобы позвонить Эстер, но медлит, монотонно ударяя пальцем по экрану, словно отсчитывая секунды. Минута, другая, третья… Он не знает, сколько прошло времени до того, как он делает шаг к дому. Никаких телефонных разговоров, он хочет увидеть Эстер лично, ведь именно ради этого он пересёк океан. Он ступает на дорогу, не замечая мчащуюся машину. Слышит свист тормозов и поворачивает голову, растерянно смотря на остановившееся в метре от него авто.

Прежде Томасу никогда не приходилось беспокоиться за своих женщин. Они не занимались никакой опасной деятельностью, а отношения больше походили на сюжет сопливой мелодрамы, только без «долго и счастливо», которое обретают главные герои в конце фильма. Расставания почти всегда проходили без скандалов, он просто отпускал, а чувства со временем перегорали. Обычно на это уходило немного времени, он погружался в музыку или встречал другую. Творческая натура требовала присутствия музы, не жалея сердце творца. Теперь он понимает, что по-настоящему не любил, это была лишь иллюзия любви, а иллюзии имеют свойство рассеиваться, если их ничем не поддерживать. Наверное, потому Томас никогда сильно не переживал после ухода очередной возлюбленной и никогда не пытался никого вернуть.
И вот она, та, кто превратил все его прежние отношения в пыль, показав, что такое по-настоящему потерять голову от любви, считать дни и часы до встречи и безумно ревновать, срываясь чёрт знает куда, лишь бы вновь оказаться рядом, отодвигая всех остальных.  Это безумие, но ради чего ещё совершать безумные поступки, если не ради любви? Томас не сомневался, что готов на многое, и оказаться около дома одного из глав криминальной группировки, пожалуй, не самое страшное. Страшнее видеть отсутствие радости в глазах любимой и слышать в голосе упрёк за то, что всего лишь соскучился, чувствуя, как сжимается сердце от тоски.
Томас не успевает прийти в себя и осознать, что едва только что не произошло, когда чувствует толчок, и, поддавшись, отступает в тень, только замечая, кто перед ним стоит. Проводит пальцами по глазам, избавляясь от остатков глубокой погружённости в себя и возвращаясь к реальности, хотя понятие реальности для него весьма относительное. И точно в своей реальности Эстер не отчитывала его за то, что он приехал к ней, больше не желая просыпаться от кошмаров, где её больше нет и никогда не будет рядом. Она не понимает, на что обрекла его, оставив на несколько месяцев одного, обрушивая на него поток вопросов. Но, возможно, именно такая реакция на его появление и помогла ему собраться и подобрать слова, хотя и ответил он ей не сразу, словно несколько секунд переваривая всё, что она сказала. Отчасти ему всегда льстило, что стал слабостью такой сильной и уверенной в себе женщины, но сейчас напоминание об этом не тронуло его сердце.
- Полгода, Эстер, сто пятьдесят девять дней. Тебя не было сто пятьдесят девять дней, и ты спрашиваешь, зачем я приехал? Хуже удара, чем провести ещё столько же времени без тебя, быть не может, - прозвучало немного жёстче, чем он хотел. Он вообще не хотел с ней разговаривать жёстко и почти никогда не мог. Она – его слабость, и он слишком дорожит ей, чтобы позволять себе повышать на неё голос. И то, что сейчас он смотрел на неё с некоторой отстранённостью, не говорило о том, что полгода разлуки проложили между ними пропасть, если она и была, то не для Томаса, но он не хотел показывать, как на самом деле ему было тяжело всё это время без неё. Если для неё всё осталось в прошлом, то какой в этом смысл? Впрочем, маска давала трещину. Да, Эстер была прекрасным учителем, она многому научила Грея, и всё же таиться от неё было тяжело. Она любой барьер сносила одним своим взглядом, не давая возможности выстроить новый. Может, Томас был хорошим учеником, но недостаточно хорош, чтобы переиграть учителя.
- Это жестоко, любовь моя, - добавляет он уже мягче, устало прикрывая глаза, Стержень, который позволял держаться ему всё это время, надломился, обнажая то, что он пытался спрятать: усталость, тоска. Глупо было думать первый месяц, что, сколько бы ей времени не понадобится, он продержится. По телефону говорил ей, что всё хорошо, а отключаясь, не мог ни на чём сосредоточиться, а последние пару месяцев даже перестал писать музыку. Эстер стала не только любовью всей его жизни, она была музой, вдохновляла, и без неё музыка не приносила того удовлетворения, какое было, когда любимая была рядом, слушала его и радовалась его успехам. И Томас до безумия хотел всё это вернуть.

Томас никогда не умел долго злиться. Вспышки гнева угасали так же быстро, как и возникали, а обиды быстро забывались. Томас на них не сконцентрировался, впрочем, с концентрацией у него всегда были проблемы, а отходчивый характер зачастую как избавлял от проблем, так и создавал их. Умение выплёскивать эмоции на окружающих никогда не было его сильной стороной, разве что на близких и смотря какие. Чаще всего спокойный, кажущийся пассивным, из-за чего не редко у знакомых возникало желание использовать его, но заканчивалось тем, что обжигались. Томас не радовался таким победам, со временем научившись относиться к ним равнодушно, а не испытывая терзающее душу сожаление, что снова ошибся.
В самолёте Грей не раз прокручивал в голове предстоящий разговор с Эстер, и там было и желание высказать всё, что он думает по поводу её долгой отлучки, и в тоже время хотелось просто заключить в объятия, забыв обо всём, что испытал без неё. Ни первый, ни второй вариант не казались сложными, но стоило её увидеть, как вариант с обвинениями отпал сам собой. Слишком соскучился, чтобы начинать ссору из-за пустяка. Да и как можно злиться, когда она улыбается и прижимается к груди?
Милая Эстер… Железная леди для других и нежная и ранимая для Томаса. Он видит ее улыбку и корит себя за то, что позволил себе думать, что она изменила свое отношение к нему. Теперь, когда она рядом, ревность казалась глупостью, и Томас позволяет себе облегчённо выдохнуть от осознания, что все полгода только накручивал себя и на самом деле не потерял её.
Музыкант прикрывает глаза, прижимая женщину к себе. Ему совсем немного надо для счастья: находиться рядом, обнимать её, чувствовать её дыхание на своей шеи, и просто знать, что нужен ей. Улыбка сама напрашивается, а затем и мягко смеётся, услышав, что говорит Эстер.
- Тебе не подходит ни первое, ни второе, ни третье, - делает небольшую заминку, а затем добавляет, - разве что совсем чуть-чуть. Было бессердечно оставить меня на полгода одного, - он отстраняется, но совсем немного и лишь для того, чтобы поцеловать, едва коснувшись её губ своими.
Рядом с ней он больше не чувствует себя одиноким. Окружение в Лондоне он не берёт во внимание, они не понимают его так, как она, и он не стремится раскрывать перед ними душу. Бессмысленно. Они никогда не поймут душу творца, но почему-то понимает она и принимает его таким, какой он есть, и лишь ради неё он пытается стать лучше, измениться, хоть это и не получается так хорошо, как хотелось бы.
Эстер увлекает Томаса в машину, а он только и рад покинуть улицу и, перед тем как скрыться в машине, в последний раз бросает взгляд на особняк, куда едва не заявился. Грею приятно слышать, что Эдна там больше не живёт, но внутри шевельнулось что-то неприятное. Почему она сразу ничего не сказала, а позволила накручивать себя и переживать от того, что она так долго находится рядом с мужем. Или ей нравится, как он сходит с ума от ревности, боясь, что однажды она не захочет возвращаться в Лондон?
- Часа два назад, - отвечает Томас на вопрос Шелби, а затем задаёт свой. - Как давно ты съехала? И почему сразу ничего не сказала? - Грей недовольно хмурится, но держит руки Эстер в своих, не желая терять с ней связь. Казалось бы, угасшая ревность вновь подняла голову, а вместе с ней и беспокойство, что случилось что-то, что от него скрыли. Что-то страшное, что заставило Эстер оставить дом, в котором живёт её семья. Тревога за любимую стала набирать новые обороты, и Томас напряжённо всматривается в лицо женщины, ища ответы на вопросы, теснее сжимая её ладони.

Жизнь часто похожа на зебру: белые полосы сменяются чёрными и наоборот. До встречи с Эстер Томас видел свою жизнь серой. Однообразные дни, наполненные меланхолией и редкими всплесками радости, когда собирались друзья, умеющие развеселить музыканта, или когда получилось написать что-то удачное. Когда появилась Эстер, серость исчезла и жизнь замелькала разными цветами, лишь изредка напоминая о себе в моменты депрессии. Он привык к беспричинным перепадам настроения, но хуже, когда есть причина, когда находится то, что перечёркивает всё, и снова хочется закрыться в себе, изолируя себя от внешнего мира.
Томаса мало волновало, что происходило в Лилии. Он выслушивал Эстер, поддерживал, но всегда был за то, чтобы она покинула организацию раз и навсегда. Ему не нравилось, что она уезжала, окунаясь в криминальный мир, где могло случиться всё, что угодно, и это было существенным поводом для беспокойства. Он не просто беспокоился, он боялся её потерять, и в тайне мечтал, что Лилия рано или поздно закончит своё существование, и они с Эстер смогут зажить спокойно в своём доме в Лондоне, и она больше не будет оставлять его на несколько месяцев, выбивая из колеи, потому что ему сложно не думать, что она переживает здесь, в Нью-Йорке, вдали от него.   
- Я всегда за тебя переживаю, - отзывается он, поглаживая пальцем руку женщины, и от её слов волнение только нарастает. Что могло случиться такого, чем она не захотела поделится с ним сразу? Ей прекрасно известно, насколько сильно любит её Томас, и что бы она не делала, он всегда будет на её стороне и всегда будет волноваться за неё. Он не умеет по-другому, да и невозможно, когда жизнь внезапно оказывается сосредоточена на одном единственном человеке. 
Томас был рад оказаться вновь рядом с любимой, но ещё не знал, что его идеально выстроенный мир вскоре даст трещину.
Когда ты безнадёжно влюблён, рано или поздно начинаешь мечтать о том, что женщина рядом с тобой однажды безраздельно будет принадлежать тебе. И пока ждёшь этого момента строишь планы, мечтаешь о том, как однажды статус любовника сменится статусом мужа, а по дому будет бегать будущей наследник. И Томасу казалось, что не только он об этом мечтает, и Эдна хочет того же. Она столько раз говорила, что он нужен ей, что любит, любые сомнения о противоположном отгонялись. А затем он слышит, что какая-то женщина вынашивает ребёнка Эстер от законного мужа, и этого хватает, чтобы мечты осыпались осколками. И горькая усмешка касается губ Грея, когда он понимает, что это всё даже не потому, что они по-настоящему хотели ребёнка, а потому, что им всего лишь нужен наследник, который однажды возглавит клан, становясь частью организации. Всё ради власти.
С каменным выражением лица и пустотой в глазах Томас руки женщины от своего лица и отворачивается к окну. Новость о смерти Михеля должна была смягчить его, но нет, не получается. Да и какая теперь разница, если в итоге она выбрала отцом своего ребёнка бывшего мужа? Томас чувствовал себя преданным, и его злило, что ещё не рождённого младенца уже превратили в одну из фигур, которой будет управлять королева.
Ему нужно было время, чтобы всё обдумать, но, чувствуя на себе взгляд любимой, понимал, что она ждёт от него ответа, и не просто ответа, а поддержки, которую он давал ей всегда. Но, видимо\, не в этот раз, потому что, когда снова поворачивается к ней и начинает говорить, его голос звучит жёстко.
- Ты воспользовалась моим предложением только для того, что у Шелби появился законный наследник? Ребенок еще не успел родиться, а ты уже хочешь его превратить в оружие, и ради чего? Ради власти? – Томас вздыхает, ненадолго прикрывая глаза, а затем продолжает. – Прости, но я не понимаю. Ты говорила, что хочешь ребенка, и я думал, это будет наш ребенок, а в итоге ты выбрала Михеля. Почему нельзя оставить управление кланом Майклу и отказаться от борьбы? – голос смягчился, но в нём звучало полное непонимание того, зачем нужна власть, когда есть более важные вещи. Сам Томас никогда не стремился к большому влиянию, делая лишь те шаги, которые не дадут его студии утонуть. Большего ему не нужно, а от того сложнее понять женщину, которая пытается привести к власти клан, с которым её почти ничего не связывает.

Тяжело злиться, когда любишь, более того, это невозможно. Когда видишь, как любимой тобой женщине тяжело говорить о том, что она потеряла и что ещё может потерять, хочется верить, что это не очередная её игра, что весь спектр отражающихся на её милом лице эмоций не попытка добиться понимая и прощения, когда на самом деле ничего подобного не чувствует. Нет, конечно, это не игра, она не поступит так с Томасом, он это знает или просто хочет в это верить. Нет, он верит ей, как никому, но от того не легче принять то, что уже существует её с Михелем ребёнок, и этот ребёнок в действительности никому не нужен, он лишь способ получить власть, способ не потерять богатство, полученное путём грабежей, убийств и... Томасу не хочется думать, в чём ещё замешана Эстер, да он и придавал этому значения, только если видел в этом угрозу для любимой. Но, пожалуй, угрозой была она сама. Сильная и властная, умеющая добиваться поставленных целей. И пусть перед Томасом она представала более открытой, более ранимой, он видел, какой она она может быть, но всё-таки верил, что потеряв возможность самой растить единственную дочь, она не станет жертвовать другим ребёнком, только бы получить желаемое.
Как бы сильно не было сильно желание понять женщину, хотелось попросить остановить машину, прогуляться, возможно, вернуться в гостиницу, и продолжить разговор только тогда, когда будет к этому готов, но вместо этого обнимает и прижимает к себе сильнее, понимая, что любовь не позволит отказаться от неё, не смотря ни на что. Но и закрыть тему, слепо согласившись с теми фактами, что на него свалили, он не может. 
- Ты говоришь, что будешь любить нашего ребёнка, а как же этот? Ты подумала о нем? Ты заранее обрекаешь его вариться в этом адском котле под названием "Чёрная Лилия". Ты точно хочешь для него такой жизни? Подумай о ребенке, а не о том, как потешить задетое самолюбие.
Когда тебе из раза в раз вонзают нож в спину, естественно, хочется отомстить, и Томас не винил Эстер в том, что она хотела избавиться от мужа, получив долгожданную свободу и возможность быть независимой, но не понимал, почему от её обид должен страдать ни в чём неповинный младенец. В конце концов, что будет, если родится девочка? От неё избавятся, как от бесполезного материала? Глупо об этом думать, Эдна так никогда не поступит, но чего только не взбредёт в голову, когда сознание напоминает запутанный клубок.
Он не пытался обидеть женщину, но у него своё видение ситуации, и оно совсем не радовало Грея. Он хотел бы думать иначе, видеть всё под тем же углом, что и Эстер, но помня о том, как отец, находясь под кайфом, любил говорить, что уже проложил для сына дорогу на большую сцену и что у Томаса нет другого пути, кроме как стать успешным музыкантом, не мог слышать о том, как за ещё не рождённого ребёнка сделали выбор, и такого выбора он точно не хотел для их с Эстер сына. Пожалуй, у Томаса есть повод мечтать о дочери, потому что её больше шансов защитить от Лилии, чем сына.
- Эстер, родная моя, я люблю тебя и всегда буду с тобой, но прошу тебя, не иди на поводу у эмоций. Я знаю, что ты умеешь держать их под контролем, а сейчас ты дала им волю. Если ты хочешь получить власть, мы найдём способ, как это сделать, только, пожалуйста, не спеши. Ты ведёшь опасную игру, а я так боюсь тебя потерять, - Томас надеялся, что к нему прислушаются, хотя, наверное, странно от него слышать, что он собирается помогать Эстер в достижении цели, но теперь, находясь рядом, он не думал оставаться в стороне. Он хочет помочь ей, как бы опасно это не было.

У Томаса не было причин считать себя недалёким, однако, он не мог понять причин, по которым Эстер так спокойно говорит о смерти будущего ребёнка. Впрочем, это доказывает лишь то, что ребёнок – это не более, чем средство достижения цели, способ выиграть время, а затем он просто становится не нужен. Жестоко. Но что ещё ожидать от мира, где человеческая жизнь в принципе не ценится? Жестокие правила жестокой игры.
Грея раздирали противоречивые чувства: с одной стороны, хотелось позволить Эстер поступать так, как она считает нужным и молча принимать все её действия, а с другой – настаивать на том, чтобы она раз и навсегда покинула «Лилию». Они вынуждали её поступать так, как нормальный человек бы не стал. А Томас, наверное, ненормальный. Он больше ничего не добавит к тому, что было сказано о ребёнке четы Шелби. Он не станет в это вмешиваться. Во всяком случае постарается. Да и что он может сделать? Эстер сама расставляет приоритеты, и он никогда не считал нужным принимать решения за неё. Только иногда просил покинуть организацию, но никогда сильно не настаивал, оставляя право выбора за любимой. И сейчас снова поступит так же, но неприятный осадок всё же остаётся на сердце, и Томас понимает, что так просто от него не избавится.
Но пока принимая своё бессилие в желании изменить хоть что-то, он привлекает к себе женщину, целуя в висок в немой поддержке, пока она объясняет всю сложность ситуации. А всё и правда сложно, и так будет, пока Эдна не захочет всё оставить и начать совсем другую жизнь. Но, пожалуй, тогда ей станет скучно. И Томасу не хочется думать о том, что она может придумать, чтобы разнообразить свою жизнь. Впрочем, если у них будет ребёнок, может, и опасаться будет нечего.
Но мысли о возможной скуке Эстер всего лишь отвлекали от того, насколько в действительно было сложно слушать женщину. Каждое её слово отдавалось болью в сердце, и ему так хотелось изменить в её прошлом хоть что-то. И нет, он бы не хотел, чтобы она пережила ещё раз что-то подобное, даже если они бы никогда бы не встретились. Хотя нет, сам Томас готов отдать много, только бы всегда быть с той, кого безмерно любит. Возможно, хотел бы встретить её раньше, даря ей то тепло и любовь, которых ей не хватало в этом чёртовом городе. И ещё больше бы отдал за то, чтобы больше никогда с ней не расставаться. И, пожалуй, вера ей, терпеливое отношение к делу её жизни лишь малая плата за желаемое. Что ж, никогда не стоило сомневаться в том, что за счастье надо платить. Бесплатно оно никому в руки не идёт, разве что делает вид, чтобы через время затребовать плату с полна.
- Ты знаешь, чего я хочу, - просто отвечает Томас. Он не считает свою любимую женщину эгоисткой, он бы и сам отдал ей всё, что, в общем-то и сделал, а отдавать ему было нечего, кроме сердца и души. Отдал и не жалеет. Она же дала ему больше, что он и не смел просить что-то ещё. Но время шло, и он хочет видеть её своей законной женой, хочет иметь общего с ней ребёнка и нет, он никогда не станет отрицать, что хочет её ухода из «Лилии», и эти желания уже давно для Эстер не тайна. Вот только официального предложения не было, потому что всё те же пресловутые законы организации не давали Эдне возможности развестись с Михелем. Сейчас же, когда путь свободен, задумавшись о другом, Томас не подумал сделать предложение, да и кольца с собой не было. Да и всё это может подождать, как и «Лилия», и весь мир в целом.
Не давая женщине отодвинуться далеко, Томас накрывает её губы своими, целуя нежно и мягко, желая заставить забыть обо всех невзгодах, пережитых за последние месяцы. Их разлука составила шесть долгих месяцев, а они занимаются тем, что говорят о прошлом, о войне кланов, о… в общем, обо всём том, что могло и подождать, и до конца пути музыкант не был настроен продолжать этот разговор, иногда слегка забываясь о том, что в машине они с Эстер не одни.
Оторвался он от любимой только тогда, когда водитель объявил, что приехали. Томас выглянул в окно, смотря, где именно оказались.
Зная любовь Эстер к роскоши, он ожидал увидеть нечто большее, но даже мысленно порадовался, увидев перед собой не огромный особняк, больше напоминающий дворец, а вполне милый домик. И уже выйдя из машины и слушая женщину, недвусмысленно хмыкнул, чуть улыбнувшись. Понятие о скромности жилища у них явно отличаются. Скромной можно назвать его квартиру в Лондоне, но не этот дом.
- К океану мы с тобой обязательно сходим, - Грей вошёл в дом за любимой, подходя со спины и положив руки на талию Эстер, развернув её к себе, особо не придавая значения обстановке в доме. У него ещё будет время всё осмотреть, да и это последнее, что его волновало, когда рядом любимая, нет, обожаемая им женщина, от которой невозможно отвезти глаз. И разговор в машине как-то сам собой отступил на второй план, уступив место желанию отыграться за каждую секунду разлуки. – Но сначала я хочу узнать, где спальня. И кровать, - хрипло добавляет он. Собирается поцеловать, но замирает в миллиметрах от её губ, посмотрев ей в глаза, словно спрашивая разрешения, хотя знает, что она будет не против. Просто не может, после того, как оставила его одного на долгое время. И это был уже не тот мягкий поцелуй, что был в машине, свидетельствующей о железной выдержке музыканта, когда того требовали правила приличия. Сейчас они были вдвоём, и Томас не видел причин держать себя в руках, позволяя скопившейся за полгода тоске по любимой вылиться во всепоглощающую страсть.

Говорят, любить совсем не сложно, сложнее переживать то, что с собой приносит любовь. Сложно смотреть, как твоя любимая садится на самолет, уезжая к законному супругу, оставляя тебя одного гадать, вернётся ли она или нет. А ты не привык желать кому-то смерти, другие тебя, скорее всего, не волнуют. У тебя свой мир, в котором ты по-своему счастлив. Вот только она вернётся и снова будет счастье. Снова тёплый дождь и радуга в окне, и солнце ярче, и день короче, а ночь длиннее. И долгие часы вместе. Вместе пить кофе по утрам, гулять по любимым местам, вместе смеяться и улыбаться этому огромному миру. Вдохновляться её улыбкой и играть для нее. Для неё жить.
Любить почти не сложно, а когда узнаешь, что главного соперника больше нет в живых, становится ещё легче. Сразу легче дышать, легче воспринимать неприятные новости и легче прощать. Он не может не простить, слишком любит. Он простит все, найдёт в себе силы, только бы и дальше она была рядом, больше не уезжала, не бросала его, и тогда он сможет все, что угодно.
Дверь, ведущая к мечтам, распахивается шире, и осталось только переступить порог и забыть обо всем, что не давало покоя последние годы. Михеля больше нет, не придётся думать, что делит её с другим, не нужно сходить с ума от ревности и целовать с мыслью, что ещё совсем недавно любимых губ касался кто-то другой. Больше никаких тревожащих душу мыслей. Впрочем, с этим поспешил. Тревога за любимую никогда не покинет Томаса, и ему остаётся только научиться жить с ней. Но в действительности всё это не так важно, когда она говорит, что любит.
- Большая кровать – это то, что нужно, - мягко посмеиваясь, произносит Томас, с нежностью смотря на Эстер. Сердце переполнено любовью к ней, и музыкант знает, точно знает, что никогда не причинит ей боль. Не сможет, не посмеет. Не из страха, а потому что её боль давно стала его болью, и он готов отдать всё, чтобы уберечь её от страданий. Сейчас у него есть возможность на время заставить забыть её о прошлом, о работе, и просто наслаждаться друг другом, пока позволяет время.
Томас не отпускал руку Эстер, пока она вела его за собой, осторожно сжимая её пальцы. Приятно снова касаться её, и он рад, что всё-таки сорвался и приехал, а не продолжал ждать любимую в Англии, засыпая и просыпаясь без неё. Это было мучительно. И вот теперь она рядом, не мечта, не фантом, а вполне материальная. Её можно обнять, поцеловать и… Томас улыбнулся своим мыслям, в которых столько было интимного, что он не стал бы их озвучивать. Это и не нужно, никто не требует.
Томас переступает порог комнаты за любимой и вскользь осматривает. Задерживает взгляд на кровати и улыбается.
- И правда большая, - словно развеялись сомнения, хотя их и не было. Обнимает Эстер со спины и прижимает к себе, целует шею и с неохотой отрывается. – Я больше никогда тебя не оставляю, - с одной стороны прозвучало мягко, однако, тон не допускал и мысли усомниться в том, что теперь так оно и будет. Да, он любит Эстер, считается с её мнением, но не хочет провести свою жизнь в ожидании. Ему хватило полугода, чтобы понять, что он и дня больше жить без неё не хочет.
Томас сжимает плечи, прижимая Эстер к себе, приникая губами к шее, вдыхая любимый запах, в который вплелись чужие ароматы, но при этом это не способно оттолкнуть мужчину от Эстер. Пожалуй, не существует того, что заставит его отвернуться от неё, и не тогда, когда встреча после столь долгой разлуки так пьянит, что кружится голова, а мысли сосредоточены на ней одной.
Пальцы соскользнули к пуговицам, расстёгивая первые несколько, а затем опускает его с плеч, позволяя упасть ему к ногам. Томас не спешит, словно растягивая пытку, но не прекращает покрывать поцелуями шею, плечи, пока в какой-то момент резко не разворачивает к себе, впиваясь в губы жадным поцелуем, быстрым движением рванув рубашку, хищно сверкнув глазами, слыша, как осыпаются пуговицы.
- Я люблю тебя, Эстер Шелби, и ни с кем больше не согласен тебя делить, - звучит хрипло, рвано, прерываясь на жаркие поцелуи, которыми в ближайшее вряд ли Грей перестанет осыпать любимую женщину.

Насколько же порой Эстер бывает невыносима, особенно когда говорит на серьёзные темы, когда о разговорах в принципе стоило бы забыть. Нет, она умудряется испортить момент неправильно подобранными словами, способными мгновенно испортить настроение, и Томас глухо рычит, мечтая взять скотч и заклеить ей рот. Нельзя быть такой собранной в любой ситуации, иногда надо отпускать работу и всё, что выходит за пределы их спальни, в конце концов, за пределы кровати.
И всё равно он её любит именно такую, какая она есть. Всегда собранную, сильную, королеву на шахматной доске и его сердца, его мыслей, а потому он, как и всегда, простит ей всё, в том числе её несносный характер, который готов терпеть вечность и, пожалуй, даже этого ему будет мало. Ему всегда её мало. Всегда мало того времени, которое они проводят вместе, и он ловит каждый момент, чтобы побыть с ней. Каждый раз оживает рядом с ней, словно в очередной раз выпивает живой воды. Эстер стала волшебным источником, который, как ни прискорбно, вызывает привыкание, и долгое удаление от него, приводит к ломке.
- Ты неисправима! – не выдерживает Грей, когда Эдна заводит свою излюбленную песню о том, что она не заслуживает бедного музыканта. – Я хочу тебя, и кучу проблем, и жениться на тебе, но давай об этом поговорим позже. Я соскучился, родная! Соскучился так, как ты представить себе не можешь, и мы с тобой обязательно всё обсудим, но прошу, давай не сейчас.
Сложно было понять - злится Томас или смеётся, потому что не смотря на явно проскальзывающее рычание в голосе, на губах была улыбка, но что он точно не думает, так это выпускать любимую женщину из объятий. Она может сколько угодно твердить, что не заслуживает его, он с этим не согласен. Он самый обычный человек, не ангел, у которого в прошлом за душой не было ни гроша, и это именно она дала ему то, о чём он мечтал. Скорее, он её не заслуживает, но эта мысль бьётся где-то на задворках сознания, утопая под лавиной страсти, что рвалась наружу, закрывая любые попытки поговорить о будущем, да и после слов Эстер о том, что они теперь могут пожениться, будущее стало предельно ясным. Томас точно знал, что сделает на следующий день, но пока и это может подождать. Он так соскучился по любимой, что намерен отбросить всё и быть с ней рядом столько, сколько это возможно. Она нужна ему, чтобы быть счастливым, чтобы творить, потому что без неё это было невозможно.
- Я всегда буду с тобой, - и знает, что никогда не даст повода думать иначе, а пока слова закрепляет лавиной поцелуев, покрывающих лицо, шею, плечи, ключицы, подталкивая Эстер к кровати и избавляясь от одежды.
Легко толкает на кровать, на покрывало, которое стоило бы убрать, но мысли слишком заняты любимой, чтобы помнить о каком-то покрывале, и накрывает Эстер собой, упираясь локтями в кровать, чтобы не придавить женщину. С нежностью смотрит на неё, ласково проводит по волосам, очерчивая контур лица, едва касаясь губами её губ.
- Я люблю тебя, - шепчет он между поцелуями, оставляя влажную дорожку на шее, чувствуя, как всё больше охватывает возбуждение. Полгода слишком большой срок ожидания, и кажется, что ожидание ещё хотя бы в минуту приведёт к смерти. Он просто задохнётся от эмоций, любви, желания к этой невероятной женщине, что принадлежала только ему. Он знал это. Теперь знал, когда его слуха достигали её стоны, действующие не хуже афродизиаков.  И он входит, блаженно прикрывая глаза, не особо думая об осторожности, но и стараясь не быть грубым. Он не хочет сделать больно неосторожным движением, не хотел бы торопиться, но сил ждать больше нет.

Отредактировано Thomas Gray (2017-11-27 15:47:47)

Ему нравится утопать в ней, перебирать пальцами светлые волосы, коротко подстриженные, но это не мешает зарыться в них носом и вдыхать любимый запах, отдаваясь пьянящему чувству восторга и восхищения женщиной, которая достойна быть на вершине пьедестала. Томас специально такой построил для неё в своём сердце, бросив к её ногам жизнь, отказываясь дышать без неё. Это оказалось так просто. Хотя и раньше чувства ставил на первое место, с ней всё по-особенному, не так, как раньше. Более ярко, а волна эмоций накрывает такая, что цунами по сравнению с ней кажется, детской забавой.
Он уже был счастлив от того, что она находилась рядом. Просто встретиться с ней взглядами и мимолётно прикоснуться друг к другу, чтобы внутри зашевелилось чувство умиротворения и уверенности, что именно так выглядит рай. Не сказочные сады с ангелами, а присутствие той, кто наполняет твою жизнь смыслом, даря чувство безграничного счастья. И обладание таким счастьем поднимало до небес. Привыкший довольствоваться малым, Томас едва ли считал, что достоин такого счастья, но и отказаться от него не мог. Слишком сильная любовь к Эстер не давала и малейшего шанса отступить назад, и её стоны под ним только ещё больше заставляли утверждаться в том, что он не оставит её, потому что не только любит, но и любим, а это всё, что ему нужно.
Он шепчет слова о любви и улыбается, когда она оказывается сверху. Улыбка становится шире, когда она удерживает его руки над головой. Вырваться и что-то изменить не пытается.  Зачем? Всё идеально. Теперь всё идеально, особенно, когда в душе больше нет шемящего чувства тоски и одиночества. Прикрывает глаза от удовольствия и отдаётся страсти, а в уголке губ затаилась счастливая улыбка.

Томас не может прекратить улыбаться. Не тогда, когда Эстер смотрит на него, и он вдыхая полной грудью, поглаживает любимую по спине, отдыхая. Думает о том, чтобы прижать её к себе и уснуть. В первый раз за долгое время спокойно, без тревожных мыслей.
Идиллию портит будущая миссис Грей, заговорив. Томас чуть заметно хмурится и целует женщину коротко, откидываясь подушку.
- Я не отчаянный, я просто соскучился. Может, со мной тебе будет легче,- проводит ладонью по щеке, смотря на любимую с нежностью. За полгода её скопилось много, а теперь требовала выхода, и Томас не прочь эту нежность отдать той, без кого больше не представляет своей жизни. И как-то не важно, что рядом с ней быть опасно. Её мир опасен. Впрочем, какая разница? Без неё остаться страшнее.
- С удовольствием, - не отказывается музыкант от кофе, но после улыбка становится шире, и он не может не добавить. – Но если вдруг не получится, кофе могу приготовить я, у меня в этом деле опыта побольше.
Усталости он чувствовал, скорее наоборот, подъём сил и желание покорять вершины. Вот только главная вершина уже покорена, а остальные могут и подождать.
Легко спрыгнув с кровати, он подхватывает брюки и надевает. Наверное, не стоило оставлять вещи в гостиной, но деваться не куда, придётся ехать за ними завтра, а заодно и кольцо купить. И как-то невольно в голове выстроились планы на следующий день, но тут же были отодвинуты в сторону, а Грей легко подталкивает Эстер к выходу.
- Мы можем совсем не нанимать прислугу и жить втроём, - с намёком произнёс мужчина, намекая на будущего маленького наследника, который обязательно появится.